О возможности разнообразного прочтения композиторского замысла исполнителем очень ярко рассказал студентам Новосибирского музыкального училища композитор Д. Б. Кабалевский.
Композитор, присутствуя на первом конкурсе имени Чайковского в Москве, прослушал 40 различных исполнений своего «Рондо», которое входило в обязательную программу. Кабалевский говорил о том, что все исполняли его различно, но довольно близко к его авторскому замыслу и только американский пианист Ван Клиберн исполнил это «Рондо» совершенно вразрез с концепцией Кабалевского. Исполнение же Вана Клиберна было настолько ярким и убедительным, что сам композитор подумал: «Пожалуй, так даже лучше!»
Понятие содержания в музыке весьма многогранно. Конечно, кроме масштабных музыкальных произведений существуют и жанровые сюиты, наконец, небольшие инструментальные пьесы, которые ограничены рамками одного эмоционального состояния. Но и здесь вопрос «состоялась ли искусство?» решают вместе с композитором и исполнителем сам слушатель, его восприятие и воображение.
Есть у английского поэта и писателя Колериджа высказывание о том, что «чувство музыкального удовольствия …является даром воображения». Он имел в виду «музыкальное» удовольствие, вызываемое поэзией. Тем более это верно по отношению к самой музыке.
Да, воображение необходимо для творчества любого рода и для восприятия любого творчества, но особенно в музыке, которая предоставляет наиболее широкие возможности для воображения, являясь наиболее абстрактным из всех искусств. В ней нет жесткого содержания рассказа, точного образного выражения, строгих ограничений рамками, сдерживающими воображение, даже тогда, когда она имеет программное содержание.
Даже музыка Скрябина — композитора, сознательно вкладывавшего в свои сочинения «огня и света», определенную идею, намеренно связывавшего звук с мыслью,— оставляет широкую свободу воображению, целенаправляя нашу мысль и восприятие.
Может быть, Скрябину более других композиторов удалось добиться желаемого Мусоргским: «Хочу, чтоб звук прямо выражал слово…» Вслушиваясь в гениальные звуки «Поэмы Экстаза» или «Прометея» с их почти разрушительной силой, мы невольно отмечаем, что мелодии Скрябина всегда идут снизу вверх, от низких нот к высоким, от мрачных к светлым, светлым в буквальном смысле, потому что низкие ноты ассоциируются в нашем воображении с темными тонами, а высокие — со светлыми. Чтобы глубоко и полно воспринять эту светоносную музыку, надо, наверное, обладать хотя бы долей того «светового слуха», что отличает Скрябина от других композиторов. И тогда, послушные титанической музыке, включаются все сферы воображения, чтоб воспринять эти трубные звуки, сливающиеся со словами поэта: «Всем телом, всем сердцем, всем сознанием — слушайте музыку».
